В сосуде сирень отцвела керамическом,
Не радует сердца увядший букет.
Во мне, как болезнь, повторились хронически
Печаль и сознанье, что вечности нет.

И я процитировал вслух Гераклита,
Раздвинув нежнейшее общество трав.
Откликнулись глухо могильные плиты:
— С философом спорить не будем: он прав!

Ну, чем от печали подобной лечиться?
Лекарство найду и придумаю вмиг.
В шкафу моем есть несмолкаемо чистый,
Звенящий, целящий российский родник.

Не вянет собрание пушкинских строчек,
Несметное золото в этой горе.
Мне Пушкин как вечная молодость почек,
От них постоянно весна на дворе!

2

Осень накидала медяков
Самого последнего чекана.
Пью за пламень пушкинских стихов
Из хрустально-тонкого стакана.

Как любил он осень. Как болел
Красотой пылающего леса.
Как он Родионовну жалел,
Вот тебе и барин и повеса!

Он любил осенний снег и грязь,
На ходьбу менял часы уютца.
Сапогами в лужу с ходу — хрясь!
И идет, и только кудри вьются.

Пушкин! Пушкин! Золото и медь,
Взмах орлиный, дикий рев Дарьяла.
Хватит одного, как ты, иметь,
Чтобы красота не умирала!

3

Сквозь толщу времени былого,

 Сквозь посвист хвои, шум берез,

Я вижу Пушкина живого

Во весь его могучий рост.

 

Он не именьем управляет,

Он не в помещичьем дому,

Он добрым молодцем гуляет

И казакует на Дону.

 

Он у казачек в Оренбурге,

Он с ямщиком в глухой степи.

С ним откровенничают пурги:

- Нам тяжело, и ты терпи!

 

Он во дворце у Николая.

- Ты где бы был? – пытает царь.

Что думает, он не скрывает:

- Я был бы с ними, государь!

 

Неслыханная дерзость, смелость

Царю в лицо сказать о том,

Что в нас в семнадцатом запелось,

Что к нам ко всем пришло потом!